"Если у Первого Маршала нет голоса, он снимает штаны!" (с)
Дикон/Алва изнасилование. поимение ПМ на его же документах гос важности, съезжание с катушек Ричарда. обоснуй, если можно. )
Предупреждения: ангст, жестокость, оос, ау.
Жирная ворона кружилась над деревом и все никак не хотела сесть на ветку. Тело жирное настолько, что, казалось, дотронься пальцем – лопнет. Ричард смотрел на ворону и считал про себя: двадцать восемь, четное – ворона улетит, нечетное – останется, двадцать девять, останется – напорется на острые ветки, неприкрытые листвой. Голое дерево и сизый туман, стелящийся по земле, - все, что видел Ричард, смотря из окна особняка Алвы. И еще птица, никак не решающаяся сесть. Тридцать три. Кар-р – как пальцем по стеклу, кар-р – как лезвием по запястью. Сдохни, тварь, сдохни, пожалуйста! Этот мир катится к Тварям Изначальным, этот мир сожран белесым туманом, не осталось никого, не осталось ничего, что могло бы его спасти, выдернуть из липкой паутины. В душах людей – грязь и скверна, наполняющие жиром таких вот ворон. Твари лоснятся от удовольствия. Это пир для убийц, это реквием безумного композитора, поэта, вздумавшего написать прощальную эпиграмму жизни. И в такт вьются клубы тумана вокруг дома. Ползут серые тучи, под которыми желтым тусклым светом бьется солнце – затухающий пульс Этерны.
Сорок девять, ты не можешь столько виться. Сядь или улети. А лучше разбейся. О стекло. Давай, Повелитель Скал ждет тебя. Ворона медленно подлетела к окну: черные зрачки, глаза не мигают, птица не может зависнуть в одном положении настолько долго. Это не птица, это время: оно тянется на одной высокой пронзительной ноте уже несколько минут… часов… Открой окно, Ричард, дотронься до тела, пусть оно лопнет. Пятьдесят. Кар-р. Лопнула нить паутины, и ворона улетела. Ричард моргнул.
Провел пальцем по холодному стеклу, оставив росчерк на пыльной поверхности. С первого этажа раздался стук в дверь. Сегодня слуг нет, сегодня в особняке вообще никого нет, кроме него одного. Нужно спуститься и сделать то, что было задумано. Нет, не так - сделать то – чего еще вчера жаждал всей душой. Жаждал, смеялся и кричал, размазывая слезы и кровь по столу, проливая на ковер, с вином мешались и собственные слезы, кровавые слезы, невыплаканные и разъедающие глазницы. Боль, вчера он чувствовал боль.
Кар-р! Ричард швырнул хрустальный кубок в окно. Звон, чистый, оглушающий, почти нежный. Не оглянувшись на битое стекло, Окделл вышел из комнаты. Вниз. Три. Но выбор уже сделан, а ты продолжаешь считать. Пятнадцать. Ворон останется. Дикон уже успел подсчитать количество ступеней во всем особняке. Хлопнула дверь – незапертая, раздался мягкий шлепок. На первом этаже темно: Окделл приказал занавесить все окна. Лучше не видеть ничего, чем видеть серые живые тени, густые, быстрые, жадные, слизывающие остатки света и покрывающие поверхности толстым слоем пыли. Если улетели ласточки, то нельзя отдавать их гнезда на разорение жирным тварям. Особняк Ричард не отдал.
Дикону всю ночь снились птицы. Синица Катари шепнула: отомсти за меня; стая воробьев кружила над падалью; чайка Айрис больно клевалась: не смей; а черная ласточка кричала, как человек. Стаи птиц неслись на запад, навстречу закату, стараясь догнать солнце. Плакали черными каплями тучи. Нет больше Надора, нет семьи. Камни похоронили все, даже боль. Камни умертвили плоть, а люди умертвили души, оставив память и месть. Убей – шептали голоса, и камни неслись послушной лавиной, убей – и не вини себя, ибо вина разъедает нас, она как нарыв, будет много нарывов – гной съест нашу кожу, такую гладкую, такую лоснящуюся, почти без единого изъяна покрывшую этот мир.
Ричард подошел к привалившемуся к стене человеку. У Алвы были связаны руки за спиной, ноги оплетали прочные цепи. Глаза закрыты. Он теперь твой - бывший эр, красивый, желанный многими. И как ты воспользуешься ситуацией? Голоса взвыли в предвкушении, смакуя ответ. О, они уже его знали. Они хотели видеть, чувствовать, обладать, но у голосов нет плоти – пока нет, есть лишь только кожа, пеленающая чужое тело.
Ричард ухватил Алву за щиколотки и потащил на второй этаж. Бьется, бьется, бьется, это бьется сердце в груди, отдаваясь шумом в ушах, это бьется истекающее кровью сердце, пронизанное мечами, бьется и плачет. Только у Ричарда такие сухие глаза, что от сухости режет. Все неважно, впереди кабинет маршала.
Усадить Алву на кресло, плеснуть вином в лицо. Посмотреть в открывающиеся глаза. Жжется? Ничего, солнце тоже жгло развалины Надора.
- И что теперь? – хрипло спросил бывший эр.
Ричарду не хотелось даже отвечать: сонное состояние окутывало зыбкой дымкой. Очнись, Повелитель Скал, у тебя в руках пойманная птица. Ворон-ласточка. Почувствуй злость, почувствуй желание! Не хочу… я устал, Ричард осел на пол. Нет, нет, раздался многоголосый вопль, нет, мой мальчик, – старческий шепот – ты должен; помоги мне, отомсти – нежное щебетание, строгие лики глядят с небес, только вместо глаз у них чернота, устремляющаяся в сознание Дикона. Волны злости смывают усталость, Ричард открывает глаза, а у Алвы из носа идет кровь. Всё.
- Не делай этого, Дикон, - синие глаза смотрят с усталостью. Не отвечай, Дик. Сделай то, что должно, дай нам пищу. Мы жаждем грязи. Мы жаждем похоти. Не разочаруй нас.
- Ты враг, - он и сам знает, что слова – прикрытие. Прикрытие желанию, жажде обладать. Чем-то красивым, недоступным, недостижимым, и одновременно – находящимся в полном твоем распоряжении. Можно ли сломать Кэналлийского Ворона? Впрочем, это неважно. Это же не извращенная любовь, когда хочешь завладеть душой. Сейчас – только тело, желанное, гибкое, сильное – не смотря на то, что уже несколько месяцев Ворона держали в камере. Мое. Дикон расстегнул рубашку Алвы, провел рукой по груди, по горлу, по щеке, слегка надавил на веки. Маршал дернулся, а Ричард вцепился пальцами в его плечи, прижал к спинке кресла. Ненависть текла по жилам, непривычная, ледяная, обжигающая. Повелитель Скал провел ладонями по бокам Алвы, скользнул ими под штаны, расстегнул, приспустил. Сжать, укусить, ненависть течет, но это чужая ненависть, потому что свою собственную Дикон похоронил вместе с болью еще вчера.
Пальцы скользят еще ниже, Ричард прижимается к теплому телу, касается губами мокрого виска и получает удар коленом в солнечное сплетение. Ко вкусу слез и пота прибавляется вкус крови. Окделл медленно распрямляется, поднимает упавшего на пол Алву, толкает его на стол, сдирает штаны до щиколоток. Хрустят бумаги, слетая вниз. Кровь отрезвляет, но не до конца, ему все еще хочется это совершенное тело, и он в спешке сдирает с себя одежду. Алва тихо смеется, закидывая голову. Кар-р. Карканье мерзкой птицы и пение соловья, гул в ушах, и не разобрать ни слова.
Нож в руке. Откуда? Все неважно, просто проведи лезвием по белой коже, оставляя свой отпечаток. Вот так, еще один шрам в твою коллекцию, Ворон.
Ричард опрокидывает маршала на стол и наконец берет сводящее с ума тело, стискивая одной рукой талию Алвы, а другой крепко сжимая нож. С каждым толчком лезвие проникало все глубже.
На сколько его хватит? Алвы? Или самого Окделла?
- Нет, - с последним толчком Алва выгнулся и со свистом выплюнул слово.
- Нет? – растерянно прошептал Дикон.
Алва вновь смеется и прижимается сильнее к лезвию. Ричард пытается отдернуться, но синие глаза смотрят внимательно и завораживающе. Ненависть уходит, смываемая опустошенностью.
- Что теперь? – повторяет Дикон слова Алвы.
Все или ничего? Жизнь или серая хмарь, закрывающая небо уже несколько недель?
Ричард слизнул влагу с губ, отстранился от Ворона и провел лезвием по его гладкой коже – остался белый след, провел с большим нажимом – остался красный след. Внутри плоти заключена душа, под кожей бьется сердце.
- Да, - синий взгляд страшнее всего.
Ричард в изумлении посмотрел на полоску крови на груди Алвы. Под чужой кожей – бьется родное сердце. Сердце мира. Я понимаю, эр. В исступлении закричали голоса. Не так! Не смей! Он должен принадлежать нам! Не Этерне, нет, пламя мира потухло, ему не прорваться сквозь пелену нашей кожи. Остановись, Ричард Окделл! А Ворон продолжал смеяться.
В агонии слезал покров, обнажая самую сущность. В агонии бились голоса в сознании Дикона. Слишком много крови на твоих руках, не жди пощады, Повелитель Скал. Кровавая река, журча смехом, унесет тебя за пределы этой жизни, но она же и смоет тварей, сейчас беснующихся и кричащих тысячами голос в твоем сознании. Очищение, но не прощение. Жизнь, но не твоя. Смерть, и тоже не твоя. Отныне твоим наказанием будет вечное желание и вечный голод, и никогда ты не сможешь получить то, чего захочешь. Лишь грохот камней будет сопровождать тебя повсюду, разбивая мечты. Чудовище не достойно покоя, даже если оно спасло мир. Стоил ли мир спасения? Ты не можешь ответить, даже спасая его. Сейчас, своими окровавленными руками спасая его. И лучше не открывай глаза, потому что зрелище спасенного мира может оказаться хуже, чем зрелище мира обреченного. Но не мира гибнущего. Прощай, Этерна… Кто знает, может, когда-нибудь тропы изгнанника повернут в твое обновившееся лоно. Почти затих смех так и не пойманной птицы.
Полыхал закат, наконец-то было видно солнце: серая хмарь исчезла с горизонта. Огненный закат, если бы кровь могла гореть, то ее пламя было бы цвета заходящего сейчас солнца.
Бывший повелитель смотрел на огонь. А черная ласточка исходилась криком над его телом.
Ворон уже не смеется.
- Мне все равно, - в ответ на молчание произносит Ричард и закрывает глаза.
И здорово.
Дикон абсолютно съехал с катушек, но из жалкого стал страшным.
Лучше уж так.
Спасибо автор.
Заказчик...
Я просто себе слэш обоснуйный между Алвой и Диком представляю только в том случае, если один из них съедет с катушек.
Заказчик, горжусь!
Кстата, голова моя склерозная, забыла название, а добавить уже нельзя.
Агония
Автор
Все сейчас добавим)) Обращайтесь, если что)))
Спасибо за текст
И вам спасбо
Автор
От такого психодела аж голова кружится...
я просто в бешеном восторге)))) вы так написали изнасилование Алвы, что просто слов нет.
Спасибо огромное за текст, он прекрасен
Атмосфера, детали, концепт - это вот все настолько здорово))) охрененно)))
И Ричард - боги, Ричард удался на славу)))
Наконец-то не-крэковый bdsm и хороший ангст )))
Еще раз благодарности, это правда очень круто)))
И вам спасибо за отзыв - оно, гм, стимулирует)
На меня в середине текста накатила такая усталость, как и на Ричарда, насиловать совершенно не хотелось, так что пришлось занимать злость у Тварей)) И приносить жертву, в которую перетек процесс насилия.